– Твое величество! – рванулся к нему Лек, на ходу прячя картаги в ножны. – Ты жив?!

– Пока да… – прохрипел Маран. – Так драконом были вы?!

– Мы, – вздохнул горец, опускаясь на колени. – Я понял, что делать, и… И мы превратились в дракона. Инициация. Я все помню, только…

– Что?

– Власти над телом не было. Вообще. И мы стали одним целым.

– Я теперь помню все, что остальные помнят, – пробурчал Храт, тоже опускаясь на колени возле Марана. – Как будто оно со мной было.

– У всех так, – задумчиво добавил Энет. – Мы до сих пор слышим мысли и чувства друг друга. Я вообще не понимаю сейчас, где мои мысли, а где ребят. Все перепуталось…

Туманная маска императора внезапно исчезла, у него не осталось сил даже для этого слабого заклинания. Побратимы ошарашенно уставились на лицо его величества. Перед ними лежал слабо улыбающийся, тяжело дышащий человек лет пятидесяти с чем-то, только волосы у него были совсем седые. Поэтому, наверное, они не сразу узнали горшечника Марана из Шадна, которого когда-то встретили неподалеку от Тарсидара.

– Твое величество, так это был ты? – удивленно спросил Лек.

– Я… – просипел император, ощущая, как жизнь продолжает по капле вытекать из него.

Если бы кто-нибудь из эльдаров остался жив, он спас бы своего сюзерена. Или доставил в Замок Призраков, чьи артефакты и не такое излечить способны. Но никто из рыцарей престола не откликнулся на Зов. Видимо, откликаться просто некому. Что ж, жизнь закончена, никуда не денешься. Обычный человек на его месте давно был бы мертв. Не зря Маран предчувствовал скорую смерть. И Рина ощутила. Скоро она узнает, кем был ее бродяга-муж…

Но что станет с империей? Да, угроза всему миру нейтрализована. Это так. Но империя, за которую Маран нес ответственность перед Создателем и своей совестью? Что с ней? Страна ведь на грани распада и гибели. Восстание, война, заговор Церкви. Все вместе. Все разом. Что делать с этим? Выход один. Передача власти, пока он еще жив. А кому передавать-то? Рядом только эти пять мальчишек, кроме них никого нет. Пусть они избранные, пусть спасители мира, но опыта ни у одного нет и на понюшку трубочного зелья. Однако больше передавать корону некому. Значит, придется взваливать эту дорхотову ношу на кого-то из них.

– Я умираю, – очень тихо сказал император.

– Твое величество! – возмущенно дернулся Лек. – Но…

– Никаких «но», – оборвал его Маран. – Я все-таки маг. Знаю. Мне осталось жить около получаса, вряд ли больше. Я должен успеть.

– Что успеть? – глухо спросил Санти, потрясенный до глубины души тем, что человека, перед которым он преклонялся, вскоре не станет.

– Каждый уходит в свое время… – Император слабо улыбнулся. – Мое пришло. Теперь вам спасать страну, ребятишки. Вам. Больше некому… Простите меня, что валю это на вас, но некому…

– Мы все сделаем, твое величество… – Лек закусил губу, едва сдерживая слезы. – Все, что сможем.

– Больше, чем сможете… – прошелестел Маран и закашлялся. – Куда больше…

Он некоторое время лежал молча, набираясь сил перед главным. Нужно еще выбрать, кому передать корону. На память пришел дракон. И свет, лившийся из него. Это что-то значит? Наверняка. Но что? Найдя взглядом искаженное лицо Лека, умирающий задумался. Стоит ли передавать власть Тьме? Не станет ли это самой страшной его ошибкой? Не погубит ли он этим последнюю возможность для возрождения? Вполне возможно. Кто тогда? Мудрость? Энет ар Инват хороший и добрый мальчишка. Только вот слишком добрый для императора. Слишком мягкий. Не справится, не вытянет. Кто остается? Эльф с орком отпадают сразу в силу того, что не люди.

Значит, кандидатура одна. Носитель Света. Скоморох. Снова впомнив Свет дракона, Маран принял решение. Именно Свет вел за собой остальных. Да и изменился Санти за прошедшее время, совсем другой человек теперь. Иногда жестковат, но это пройдет. Или не пройдет. Но лучше правителю быть жестким, чем ни к чему не пригодной тряпкой. Он сам совершил столько ошибок… Слишком много. Как можно было не предусмотреть, что эльдаров могут поймать на их главный нравственный императив – стремление помочь детям? Не предусмотрел. Ошибся. В который раз. Сил становилось все меньше, и император понял, что дальше терять время нельзя.

– Пусть возле меня останется только носитель Света, – глухо сказал он. – Остальных прошу отойти как можно дальше и подождать там. Прощайте, мальчики, и спасибо вам за все. Помогите потом Санти, прошу вас…

С умирающим не спорят. Побратимы медленно встали с колен, посмотрели друг на друга, а затем четверо отошли саженей на триста. Они не знали, почему их попросили об этом, все пытаясь понять, что за помощь потребуется их кровному брату. Рядом с Мараном остался только рыжий скоморох. Он снова стал на колени и молча посмотрел на императора. Почему-то казалось, что его ждет что-то невыносимо страшное.

– Мальчик, прошу тебя принять тяжелую ношу… – с трудом выговорил император, с уголков губ у него стекала кровь. – Адскую ношу. Умоляю принять ее…

– Я принимаю, твое величество, – глухо ответил скоморох, у него непонятно почему тряслись руки. – Какой бы она ни была, эта ноша. Принимаю.

– Учти, у тебя не будет возможности отказаться от нее до самой смерти…

– Значит, не будет. Неважно. Долг есть долг, ты сам меня этому учил, твое величество.

– Рад, что ты помнишь мои уроки, мальчик, – слабо улыбнулся Маран. – Ты прав, нет ничего выше долга. Особенно, если это долг перед Создателем. И перед самим собой. Поклянись, что ты не станешь творить зла невинным. Поклянись, что не станешь ради выгоды унижать, топтать и убивать других.

– Клянусь! – решительно заявил Санти, все еще не понимая, чего хочет от него император.

Ему и в голову не могло прийти то, что задумал его величество. Да и кому бы на его месте пришло? Властолюбцев Маран при себе не держал.

– Что ж, мальчик… – почти неслышно прошелестел умирающий. – Рассеки себе ладонь. Левую. Потом сделай то же самое с моей и соедини раны. Наша кровь должна перемешаться. Будь готов к боли, очень сильной боли.

Боли? От небольшой раны? Да разве это боль? Так, мелочи. Санти пожал плечами, но послушно достал кинжал и разрезал себе левую ладонь. Затем, не обращая внимания на потекшую кровь, поднял безвольную руку императора и повторил то же самое с ней. Немного помедлил – ему вдруг стало очень не по себе – и приложил свою окровавленную руку к руке Марана. Показалось, что на мгновение померк свет солнца.

– Прости меня еще раз, мальчик… – прошелестел умирающий. – Но у меня нет другого выхода. Я, Маран из Шадна, законный император Элиана, возлагаю на тебя, Сантиар Эрхи, самое страшное бремя нашего мира. Я возлагаю на тебя бремя императора!

Затем облегченно улыбнулся и умер.

Эпилог

Люди Элиана занимались своими делами. Армия отражала атаки кочевников, поддержанных карвенскими паладинскими корпусами. Стражники пытались навести в городах страны хоть какую-то видимость порядка и дрались с заговорщиками. Те изо всех сил пытались выбить стражников из районов, где они закрепились. Или наоборот, бежали и прятались по норам, если проигрывали. Обыватели сидели по домам, не решаясь высунуть носа на улицу. Они проклинали безумцев, устроивших беспорядки, из-за которых в стране, где больше тысячелетия царил мир, стало опасно жить.

Внезапно что-то изменилось вокруг. Небо на мгновение потемнело, а затем императорские башни в каждом городе страны зажглись яростным белым светом, ясно видимым даже при свете дня. А уж там, где царила ночь, это вообще вызвало шок. Непонятно откуда зазвучала медленная торжественно-печальная музыка. Люди замирали, поворачиваясь к башням, затихали уличные бои. Каждый понимал, что произошло что-то очень важное, основополагающее.

– Плачьте, люди! – грянул с башен громовой, нечеловеческий голос. – Император Маран Пятый умер! Да здравствует император Сантиар Первый! Да будет его правление долгим и радостным!